Китаев, в свою очередь, глянул на Салютова. Тот смотрел в окно. Китаев отошел к буфетной стойке, уставленной нетронутыми закусками, там стоял и телефон. Он позвонил, сказав, чтобы отыскали Филиппа Валерьевича и пригласили его к отцу.

– Сколько вашему сыну лет? – спросил Никита Салютова.

– Двадцать пять.

– Молодой, – Никита констатировал это словно бы с сожалением.

Глава 7. ФИЛИПП

– Кстати, – продолжил он, – а где еще у вас работают камеры наблюдения, кроме вестибюля?

Китаев нахмурился: подобные сведения являлись секретом службы охраны.

– Просматриваются внешний подъезд, автостоянка, Большой зал, бильярдная, зал игровых автоматов, ресторан, бары, – ответил сам Салютов.

– А здесь наверху? – поинтересовался Колосов.

– Нет.

– Лестницы, кухни, служебные помещения?

– Лестницы.

– Ясно. Я бы попросил до выяснения обстоятельств представить нам пленки со всех камер, которые сегодня вечером работали и не были по каким-то причинам сломанными.

Салютов кивнул: хорошо. А но тут открылась дверь и вошли двое мужчин. Один был высокого роста, крепкий, хорошо сложенный блондин с очень короткой и стильной стрижкой. Лицо его было бы почти красивым, если бы не перебитый нос. Одет он был совсем не в стиле «Красного мака» – в свитер из грубой шерсти и жилет из защитной плащевки со множеством карманов на груди, какие предпочитают путешественники и военные корреспонденты.

Его спутник был ниже ростом, моложе, субтильнее: узколицый, бледный, худощавый парень, облаченный в длинное, до пят, супермодное зимнее пальто из альпаки с внушительным бобровым воротником, который болтался на его узких плечах словно меховой хомут. Салютов кивнул на него Колосову:

– Мой сын Филипп.

Никита хотел спросить: а кто же это другой с ним? Личный шофер, телохранитель? Потому что блондин в жилете путешественника был весьма похож на человека именно этих профессий. Но Никита не успел удовлетворить любопытство: Глеб Китаев весьма бесцеремонно и молча начал теснить парня за дверь. Блондин, однако, уперся. Неизвестно, чем бы закончилось это молчаливое противостояние людей, равных по силе, если бы не раздраженный приказ Салютова:

– Да скажи ты ему, чтобы он убрался! Тут у милиции к тебе серьезные вопросы!

От этого резкого окрика Колосову стало как-то… «Не по себе» – это было неточно. Просто его поразило, как был способен меняться голос этого человека. Он никак не мог понять, что же стало причиной этой внезапной перемены, этого почти истерического выброса злости и раздражения. Неужто только то, что эти молодые парни поднялись сюда вместе, вдвоем?

– Подожди меня за дверью, пожалуйста, – тихо сказал Филипп Салютов.

Его спутник повернулся и молча вышел. Китаев плотно закрыл за ним дверь и прислонился к ней спиной.

– Присаживайтесь, Филипп, я начальник отдела убийств ГУВД области майор милиции Колосов Никита Михайлович. Вот мое служебное удостоверение. – Никита говорил медленно, словно давая собеседнику время на раскачку. – Вы уже, я думаю, в курсе здешних печальных событий. Хочу в связи с этим задать вам несколько вопросов.

– Мне? Я, между прочим, давно совершеннолетний, – Филипп Салютов сел за стол, расстегнул пальто, сдвинул в сторону мешавшие приборы, сразу нарушив четкую симметрию сервировки, – мы могли бы с вами, майор, и вдвоем поговорить. А то тут у вас прямо суд инквизиции. Я могу в панику впасть от смущения.

– Да здесь же все, кроме меня, для вас свои – отец ваш и вот Глеб Арнольдович. Думаю, они не лишние тут. Вы, Филипп, когда в казино приехали?

– Вечером.

– Поточнее?

– Где-то около семи.

– А с какой целью?

– Сегодня поминки по Игорю, моему брату.

– Вы приехали один?

– С Легионером.

– А это кто такой?

– Конь в пальто.

Никита смотрел на Салютова-младшего. Под пальто у него была надета какая-то несуразная толстовка из светло-серой фланели. Совсем не подходящая ни к этому дорогому пальто с бобром, ни к стилю «Красный мак», ни к самой фамилии Салютов.

Спереди у пояса на фланели виднелось что-то темное – то ли складки ткани, то ли пятно… «Если он носит пистолет за поясом под пальто, то это могут быть пятна смазки, – подумал Колосов машинально, – если, конечно, носит… А если стрелял он, на одежде могли остаться следы пороховых газов. Хотя при использовании глушителя это вряд ли…»

– Это мой товарищ. Друг, – помолчав, добавил Филипп.

– Конь? А пальто у вас, Филипп, красивое, крутое, – Никита подался вперед, – где, интересно, такие носят – в Париже?

– На вьетнамском рынке у дедушки Тинь Дао. – Филипп пошевелился, и Никита увидел, что пятно на толстовке было совсем не пятном, а орнаментом из крупных латинских букв FENDI. Страшненькая толстовка оказалась фирменной вещью.

– Что вы делали, пока ожидали родственников? – спросил Никита. – Играли?

– Я вообще не играю. Не игрок, что ж тут поделаешь. В баре сидел.

– Пили?

– Пиво.

– С другом, который Легионер?

– Угу.

– Он что, у вас работает?

– Нет, мы просто друзья.

– Хватит паясничать. Можешь ты хоть на минуту бросить свои фокусы? – вмешался Салютов.

– Могу, папа. Конечно.

Никита выслушал реплику отца и реплику сына – что это? Что они делят? Или это отголоски старого семейного скандала?

– Что-нибудь можете сообщить по поводу убийства? – спросил он.

– Я? Нет, вряд ли.

– Ну, какие-нибудь мысли-то у вас есть, может, подозрения?

– Ой, какие тут мысли? Убит старичок Сан Саныч. Надо же, какая неприятность для фирмы.

– И кто, по-вашему, мог это сделать?

– Кто? А если даже это и я?

Глеб Китаев у двери глухо кашлянул. Колосов смотрел на парня – полы пальто свесились до пола, поза – самая расслабленная. Бледное лицо, пустые глаза. Внезапно ему показалось, что у Салютова-младшего что-то не того с мозгами.

– Вы очень легкомысленно об этом говорите, Филипп Валерьевич, – заметил он, – последствий не боитесь?

– А? Последствий? Нет, не боюсь.

– Что ж, мне эту вашу реплику признанием считать или как?

– Не сходи с ума! – тихо и вместе с тем гневно произнес Салютов-старший. – Прекрати валять дурака, мерзавец!

– Вот, смотрите, у папы моего для меня слова другого не найдется, как только мерзавец, – Филипп укоризненно покачал головой. – Ну, если вы эту мою шутку признанием сочтете – что ж, значит, судьба моя такая. Папу вон, пожалуй, кондрат хватит – такой удар по престижу!

– Ваш отец всего лишь советует вам более обдуманно относиться к своим словам, – сказал Никита. – А вы вообще чем занимаетесь?

– Ну, иногда марки коллекционирую, иногда коробки спичечные, иногда самолетики клею.

– А, увлекающаяся натура, это хорошо, – похвалил Никита невозмутимо. – И пальто крутое, и бобер – глаз не оторвать. А в баре, значит, весь вечер пиво пили с этим, ну, который, как его… Центурион? А, нет – Легионер… Ну, а туалет посещали в вестибюле с пива-то?

– Нет, знаете ли, терпел. Так, что чуть из глаз не полилось.

– Значит, с восьми до девяти вечера в туалет вы не ходили?

– Нет.

– Припомните, пожалуйста, очень вас прошу.

– Нет.

– А ваш швейцар только что нам сказал, что видел вас выходящим оттуда примерно в этот самый промежуток времени.

– Такие вопросы, мне кажется, следует задавать уже в присутствии адвоката, – тревожно заявил Китаев.

– Да это не вопросы, а констатация факта. Вы же сами слышали, что сказал этот ваш Песков, – возразил Колосов.

– Валерий Викторович, да что же вы молчите, – Китаев повысил голос, – не чувствуете, куда дело клонится?

Но Салютов-старший не проронил ни слова.

– Ну что же, Филипп Валерьевич. Как быть-то нам? Я жду, – напомнил Никита.

– Песков, наверное, ошибся. Дальтоник! – Филипп хмыкнул. – Я в туалет не заходил. Или же нет… Конечно, я забыл, ходил! Что мне там в баре обо… что ли, было? Ходил. Или… Нет, нет и нет. Это вчера было. Ну, конечно, вчера! А сегодня – ни-ни, ничего такого. Весь вечер в баре – с другом, с девушкой – да они подтвердят, спросите у…