Глава 18. КАСЛИНСКОЕ ЛИТЬЕ
В первое мгновенье Колосову показалось: никто ничего толком даже не понял, а затем… Истерические крики женщин, шум, гам, ругань, топот. Публика волной хлынула в вестибюль. Никита, протискиваясь сквозь толпу, искал глазами Китаева – где он, где охранники?!
Возле кассы для выдачи фишек и гардероба царила настоящая давка. Многие завсегдатаи, помня недавний визит милиции, старались как можно быстрее вернуть в кассу фишки, получить назад деньги, одеться и уехать, чтобы снова не быть замешанными в криминальное происшествие. Растерявшиеся, напуганные кассиры не знали, что предпринять. Охрана металась по вестибюлю, толком не зная еще – выпускать публику на улицу или нет. И только оркестр народных инструментов и хор, не слышавшие за пением выстрела, бодро выводили припев: «Войду я к милой в терем и брошусь в ноги к ней, была бы только ночка, да ночка потемней!»
Колосов бегом поднялся по мраморной лестнице на второй этаж. В прошлый раз его проводником здесь был Китаев: прямо, направо через зимний сад в банкетный зал, где их принял Салютов. Но сейчас громкие тревожные голоса доносились из противоположного крыла. И оттуда же послышался душераздирающий, полный отчаяния женский вопль.
Никита быстро миновал коридор и через настежь распахнутые двери, заполненные людьми, попал в гостиную или комнату отдыха, отделанную темным мореным дубом. Пол ее устилал толстый восточный ковер. Вдоль стен стояли дорогие кожаные диваны и кресла. Низкие столики сплошь были уставлены бутылками, чтобы отдыхающие могли сами налить себе выпить и смешать коктейли. Имелся в комнате и камин, отделанный модным серым камнем. В нем пылали дрова. А на ковре, почти касаясь головой раскаленной каминной решетки, ничком лежал мужчина в темном костюме. Светлые волосы его были в крови. А шагах в двух от трупа валялся пистолет.
Колосова опередили: в гостиной уже были и Китаев, и Салютов (они, видимо, поднялись сюда по какой-то из служебных лестниц, еще неизвестных Никите), и человек пять охранников, молча теснивших подальше от двери встревоженного молодого брюнета, которого Никита в горячке не узнал, а затем, приглядевшись, понял, что перед ним не кто иной, как Газаров, носивший странную кличку Алигарх, виденный им и на пленке, и на снимках обуховской квартиры.
Алигарх явно пытался что-то объяснить и отчаянно жестикулировал. Но его никто не слушал, никто на него не смотрел. Все взгляды были устремлены на убитого, на пистолет и на распластавшуюся на ковре, отчаянно рыдающую светловолосую женщину в синем вечернем, сильно декольтированном платье. Никита и ее сначала не узнал. Потом, взглянув повнимательнее в заплаканное, искаженное горем лицо, понял, что это та самая Златовласка – Эгле Таураге из квартиры на неприветливой Мытной улице.
Тем временем охранники по приказу Китаева оттеснили почти всех зевак за дверь в коридор, однако двух женщин в гостиную пропустили – Жанну Марковну Басманюк, бледную и испуганную, и очень высокую стройную брюнетку в элегантном черном брючном костюме, отделанном черным мехом, и в изящной черной шляпке. Вид этой женщины, точнее, выражение ее лица несказанно поразило Колосова, однако это произошло несколько позже, когда…
– Тихо, отойдите все от тела! – скомандовал он с порога, бесцеремонно расталкивая охранников. – Дайте дорогу, ну-ка.
Подошел к распростертому на ковре телу, нагнулся, заглянул мертвецу в лицо. Это был Витас Таураге. Никита осторожно тронул за обнаженное плечо его рыдающую сестру:
– Пожалуйста, успокойтесь, отойдите, мне надо здесь все осмотреть.
Но Эгле, давясь рыданиями, не слышала его слов. Тогда Колосов оглянулся, словно прося, чтобы женщину кто-то увел и… К Эгле одновременно сразу ринулись двое: Салютов и Газаров. Последний рывком стряхнул с себя охранников, хотел поднять девушку с ковра.
– Убери от нее руки. Ты! – произнес Салютов ледяным гневным тоном. – Руки, ну!
И подоспевшая охрана отбросила Газарова к стене. А Салютов… Колосов никак не ожидал подобного поступка от владельца «Красного мака». Салютов нагнулся, легко поднял рыдающую девушку на руки и понес к двери. Толпа в коридоре молча расступилась перед ними. И в этот-то самый момент Никита случайно и перехватил тот, так поразивший его взгляд высокой брюнетки в черном брючном костюме. Он сразу же вспомнил, что и ее уже видел здесь, в казино. Что это вдова старшего сына Салютова Марина Львовна. И что именно о ней, вспоминая некие «странности» вечера пятого января, говорил бывший швейцар «Красного мака» Песков.
Колосова снова поразила красота этой женщины и… жгучая ненависть, читавшаяся в ее взгляде. Причем этот испепеляющий яростный взгляд вроде бы не предназначался кому-то конкретно из присутствующих (на проходившего мимо нее свекра с девушкой на руках она даже не взглянула, не повернула в его сторону головы). Марина Салютова смотрела мимо людей на огонь в камине. И словно ненавидела и этот огонь, и камин, и этот роскошный иранский ковер, и лежавшего на нем мертвеца.
– Всех посторонних вон отсюда быстро, и закройте дверь! – резко скомандовал Колосов Китаеву. – Сами, пожалуйста, останьтесь здесь. Группа из отдела сейчас придет, я вызову, – он достал из кармана пиджака мобильник, – а пока мы все здесь вместе осмотрим. У меня к вам, Глеб Арнольдович, есть вопросы.
– Насчет Газарова… – Китаев близко наклонился и прошептал: – Он был здесь в комнате, когда мы вбежали…
Никита покосился на окруженного охранниками Алигарха, после ухода Салютова с Эгле хранившего мрачное молчание.
– С ним позже, пусть пока у вас где-нибудь посидит под наблюдением. Сначала осмотр.
Когда они с Китаевым наконец остались в гостиной одни, он перевернул труп и тщательно обыскал его: ключи от машины, бумажник, мобильник. Осторожно прощупал пиджак, осмотрел: под мышкой у Витаса Таураге была пустая кобура из коричневой телячьей кожи.
– Так, – Никита продемонстрировал свое открытие Китаеву. Затем достал из своего кармана носовой платок и через него осторожно взял пистолет: «ТТ», в обойме четыре патрона и резкий ощутимый запах пороха из дула.
– Вам знаком этот пистолет, Глеб Арнольдович?
– Да, – Китаев хмуро кивнул.
– Кому принадлежит?
– Ему, Витасу.
– Так, любопытно. – Никита начал осматривать рану на затылке убитого. Огнестрельная рана, однако… Что-то здесь было необычным. Он осторожно прощупал затылок. И сразу же обильно испачкался в крови. Немного выше огнестрельной раны на самой макушке кости черепа были раздроблены.
И тут Никита увидел то, на что сначала просто не обратил внимания, увлекшись осмотром и обыском. В камине среди дров что-то темнело. Он дотянулся до кочерги и ею выгреб этот темный странный предмет вместе с углями на ковер. Сначала было трудно разобрать, что это такое. Затем он понял, что это бронзовая фигурка вставшего на дыбы коня на тяжелой чугунной подставке. Металл в камине сильно раскалился.
– Эта вещь отсюда, из гостиной? – спросил он.
Китаев кивнул, поискал глазами и потом указал на подставку из дерева в углу между креслами, уставленную коллекцией бронзовой скульптуры.
– Каслинское литье, – хрипло пояснил он.
– Так, – Никита снова осторожно ощупал рану на макушке убитого: череп проломлен. А ниже еще и огнестрельная рана, слепая. Значит, пуля до сих пор там. А вот гильза… Где же эта гильза?
Он снова перевернул тело. Снова обыскал его, обшарил и ковер, даже встряхнул его. Что-то звякнуло. Пистолетная гильза покатилась по паркету. Колосов поднял ее.
– Что все это значит? – хрипло спросил Китаев.
– Думаю, сейчас об этом надо спрашивать не меня, – ответил Колосов, – и Газаров пока погодит со своими ответами. С ним позже разберемся.
Китаев потрясенно смотрел на мертвого Витаса Таураге.
– До прибытия следователя никого в гостиную не пускать, ничего не трогать, выставить охрану, – распорядился Никита, смутно вспоминая, что эти же самые приказы отдавал здесь всего несколько дней назад. – А теперь пойдемте к Салютову. Думаю, он уже закончил играть роль доброго самаритянина.