– Идемте покажу. – Песков снова широко распахнул калитку. И Никите стало дурно: о печке и речи не шло!

Песков увел их от теплого жилья, как Сусанин. Сначала по тропинке, протоптанной в снегу к лесу, что начинался сразу же на окраине Часцов и тянулся до самой железной дороги. Затем заставил спуститься в овраг. Там снега было уже по шею. Однако впереди виднелась хорошо расчищенная, старательно утрамбованная площадка. Метрах в тридцати от нее из сугроба торчал березовый шест с прибитой фанерой.

– Вот, смотрите, – сказал Песков, указывая на шест.

Колосов пригляделся: фанера вся была в дырках, как проеденная жуками кора.

– Мишень? – поинтересовался Биндюжный, дуя на замерзшие пальцы.

– Так точно. Каждый выходной здесь тренируюсь, чтобы навык не потерять.

– Пойдемте в тепло, – взмолился Никита.

И Песков поимел сердце, сжалился. Все же он был бывший офицер и питал уважение к людям в погонах. Он повел их к жилью, позволил проникнуть за забор, но потом повел не в дом, а к узкой, как пенал, бытовке в углу участка. Здесь было тесно, но трещала чугунная печурка. Стоял верстак, висели по стенам инструменты и пахло стружками и клеем. Это была мастерская, где Песков собственноручно остругивал доски.

– Мишень ничего не доказывает, – возразил Колосов, едва немного отогрелся у печки. – Вы накануне тренироваться могли, а потом вечером зайти в туалет и застрелить Тетерина.

Песков покачал головой: ишь ты!

– Вы это серьезно?

– Серьезней некуда. А как еще мне заставить вас давать показания? – Колосов готов был спорить. – В прошлый раз вы бы тоже, наверное, ничего не сказали. Но вам Салютов приказал. Знаете, а вы ведь нас всех там немало удивили тем, что так смело в присутствии своего нанимателя начали говорить о его сынке.

– Я правду про Филиппа сказал, – буркнул Песков. – Ну, вот и благодарность получил. Расчет и трудовую книжку в зубы. А теперь еще одно спасибо: в убийстве обвиняют.

– Я вас не обвиняю. Просто даю понять, как может дело развиваться, в каком ключе при наличии вот такого неприятного для вас заключения без…

– Без чего еще? – хмуро спросил Песков.

– Без внутренней убежденности моей лично и следователя прокуратуры, что вы не подозреваемый номер один, а главный наш свидетель. Причем свидетель добросовестный и честный.

– Наговорился я уже, спасибо. Полный отчет дал.

– Поймите, я не пугать вас этой бумагой приехал. – Колосов вздохнул. – Мне нужно лишь кое-что у вас уточнить, Михаил…

– Романовичи мы. – Песков облокотился на верстак.

– Тогда сначала о пистолете вашем. Когда именно вы из него стреляли? – спросил Никита.

– Первого мы не работали, а второго у меня тоже выходной был. Оба этих дня я по мишени в овраге палил. Ну, в честь нового века.

– А патроны где брали? – елейно спросил молчавший до этого момента Биндюжный.

– С армии остались, – Песков усмехнулся. – Ну вот, щас и обыск будет.

– Обойдемся пока, – ответил за коллегу Никита. – А разве правилами казино не требуется, чтобы вы сдавали оружие после дежурства?

– В «Красном маке» не требовалось. У сменщика моего Приходько свой табельник. Да вон Китаев тоже всегда не пустой ходит.

– Китаев ко всему еще и личный телохранитель Салютова.

– Ну, не знаю. Там у нас инструкция была, – флегматично ответил Песков. – Сотрудникам службы охраны казино ношение оружия разрешено. Там в инструкции не сказано, что только в пределах территории.

– Вы хорошо стреляете?

– Прилично.

– Какие у вас все же были отношения с Тетериным? – спросил Колосов.

– Я уже отвечал: нормальные, рабочие.

– Точнее?

– Никакие, – хмыкнул Песков.

– То, что вас уволили, по-вашему, это месть за те ваши откровенные показания?

Песков посмотрел на гудящую печь.

– Салютов мужик умный, – сказал он медленно. – Я зла на него не держу. Все правильно он сделал.

– Что вас уволил?

– Угу. Я б сам себя уволил на его месте.

– А зачем же вы тогда там мне рассказали про Филиппа, про эту Басманюк? – искренне удивился Никита.

– Так это ж правда была. Я правду сказал.

– Не могли умолчать, что ли?

– Не приучен.

– Здорово, – Никита покачал головой. – Второй раз вы меня удивляете, Михаил Романович. Вам в «Красном маке» работать нравилось?

Песков усмехнулся.

– Ну, а коллектив-то какой там, в этом казино? – не унимался Никита.

– Люди-то какие хоть? – не выдержал и Биндюжный.

Песков снова невесело усмехнулся:

– Салютов там человек. Остальные – так, сор, пыль у его ног.

– Вы, гляжу, до сих пор уважение к нему сохранили, – заметил Никита. – Даже несмотря на… А у Тетерина с Салютовым какие были отношения?

Вопрос был, конечно, глупым. Однако ответ озадачивал еще больше:

– Ребята из охраны говорили – Тетерин его жалел, – ответил Песков.

– Кого? Салютова? Тетерин жалел? – Биндюжный, казалось, услышал свежий анекдот. – Почему?

– Он давно у Салютова работал, еще когда тот другой бизнес держал. Я-то всего два года у него, а Тетерин давно. Ребята говорили: он его жалел, потому что ему все как-то не везло.

– Это Салютову-то не везло? – уточнил Биндюжный. – Ну, ты и даешь, Романыч!

– Жена у него была больная. Психическая. Лет двадцать его и всю семью мучила. Тетерин рассказывал – правда, не мне, это я слышал – Салютов иногда черный приезжал, как уголь, в офис, ну, когда еще фабрикой командовал. Ну и детки тоже… Игорь – пьяница был, по пьянке и на машине разбился. Липа этот – Филипп…

– У них с отцом конфликт? – спросил Колосов.

– Ну да, из-за бабок. Деньги все делят. Он тоже отцу не помощник.

– Значит, за все это Тетерин Салютова жалел. А что еще?

– Больше ничего, – Песков вздохнул. – Все.

– Постоянный клиент казино – некий Витас вам знаком?

Песков покачал головой: нет.

– А Газаров? – Колосов вспомнил фамилию, упомянутую Китаевым.

– Да мало ли их приезжало.

– А играют-то в «Маке» по-крупному или как? – поинтересовался Биндюжный.

– Вам столько и не снилось, – лаконично отрезал Песков.

– То, что камера в вестибюле сломалась, – это что, по вашему мнению, – простая случайность? – спросил Колосов.

– Если б кто объектив разбил, была бы не случайность. А там проводка барахлила, насколько я понял. Чтобы так испортить, техника надо было вызывать, стену курочить.

– Случайность, по-твоему, выходит. А что сам-то по убийству думаешь, Михаил Романыч? – спросил Биндюжный. – Ну, положа руку на сердце…

– Думаю, что не я его убил.

– А кто? – спросил Биндюжный. – Догадываешься?

– Тот, кому это надо было. Зря такие вещи не делают, – резонно заметил Песков.

– Салютов-младший мог прикончить старика? – спросил Колосов.

Песков пожал плечами, что скорее всего означало: мог, но зачем ему?

– Этот ваш пит-босс Жанна Марковна что за птица? – продолжал спрашивать Никита.

– Царь-птица. Умная баба. И зарабатывает как министр.

– Замужем она?

– Нет вроде.

– Но кто-то у нее есть? В казино что об этом говорят?

– Не вникал. Не интересно.

– И все же ничего необычного, странного не случилось в тот вечер перед убийством, не припомните? – Колосов чувствовал: этот его вопрос – последний.

Песков покачал головой – нет.

Он пошел проводить их до калитки. От мороза снова захватило дух. И кавказская овчарка, вновь посаженная на цепь, ярилась сильнее прежнего.

– Ладно поговорили, Михаил Романович, – сказал Никита, стоя у калитки. – Однако со следователем насчет пистолета вам еще предстоит разговор. Так что, если какие боезапасы с армии есть… Ну, патроны или еще что покрупнее, очень советую…

– Дома-то не держи арсенал, – хмыкнул Биндюжный. – А лучше сдай. Все одно в нашем районе не продашь. Узнаю – посажу.

Песков открыл калитку. Они уже садились в машину, как он вдруг сказал:

– Насчет странного вспомнил. Было кое-что. Только не перед убийством, позже. Когда Тетерина в туалете мертвым нашли, шум в вестибюле поднялся. Я там был, охранник, Китаев. И Марина Львовна сверху вдруг примчалась. Спрашивала – кто застрелился.