– Я хочу дать показания, – глухо произнес Филипп. – Я знаю, кто это сделал. Я буду свидетельствовать против него и здесь, и на суде. Записывайте, ну, я же говорю вам, что я все скажу, что же вы не пишете?

Катя вздрогнула от его окрика. Склонилась к машинке.

– Так кто же убил Легионера? – спросил Никита.

– Это сделал мой отец.

Словно выключили свет. А потом включили. И он, яркий, колючий, ослепил их. Двое мужчин стояли друг против друга, их разделял только стол. Катя сидела, но так и не могла заставить себя печатать.

– Ты что болтаешь, парень? – тихо сказал Колосов. – Ты что говоришь? Ты соображаешь, что ты сейчас сказал? Соображаешь?

– Его убил мой отец, – упрямо повторил Филипп Салютов. – Я это знаю и могу доказать. А Китаев наверняка ему помогал. Он сделает все, что отец ему прикажет. Он ему предан как пес. Пес!

Он рухнул на стул и закрыл лицо руками. Колосов обогнул стол, налил из электрочайника воды в стакан, склонился к Филиппу.

– Ну-ка выпей. И успокойся… Слушай, а ты, часом, не накурился?

Филипп яростно оттолкнул его руку – вода выплеснулась на его и без того промокшее пальто.

– Да что же вы не записываете мои показания? – крикнул он. – Не верите мне, да? Его убил мой отец! И я могу это доказать. Вот! – Он рывком выхватил из кармана пальто сотовый телефон, сунул его Колосову.

Тот телефон взял, но ждал объяснений.

– Легионер уехал. Куда, с кем, ничего об этом мне не сказал. Значит… значит, не хотел, чтобы это как-то меня касалось… А я его прождал всю ночь… Потом… Вот здесь, на телефоне, определитель, – Филипп тыкал в кнопки. – Тут номер, последний номер, по которому ему звонили вчера вечером… Можете сами убедиться. Это личный номер моего отца. Он ему звонил вчера, ясно вам? И после его звонка Легионер куда-то собрался, ничего мне не сказав. А сейчас вот! – Филипп ткнул в снимки. – Он его и убил. Отец. Прикончил… Сволочь… Подонок… Ненавижу его! Арестуйте, судите его за убийство! Я, я буду вашим свидетелем на суде: это он его убил вместе с Китаевым! Я так и скажу!

Речь его напоминала штопор. Войдя в этот штопор, он словно не мог уже остановиться. Никита включил мобильник, проверил определитель. Переписал себе последний номер из памяти – федеральный номер.

– Вы сами слышали разговор вашего отца с вашим другом? – спросил он.

– Нет, меня не было, я отсутствовал… Уезжал по делам. Вернулся – Легионера уже не было в квартире. Только ключи от машины на столе и телефон вот этот…

– Это ведь ваш телефон, Филипп, – перебил его Колосов. – Ваш товарищ Легионер пользовался им? Обычно он отвечал по телефону за вас?

– Ну да, да! Какое это имеет значение? Я же говорил вам: мой отец ему звонил, вызвал его куда-то, заманил и убил вместе с Китаевым.

– А вы догадываетесь о причине, по которой могли убить вашего товарища?

Филипп смотрел на фотоснимки, лежащие на столе. Молчал.

– Что, этой причины вы не знаете? А то, что вашего Легионера на самом деле зовут Николай Дьяков, это тоже вам неизвестно?

– Имя его я знал, – ответил Салютов-младший. – Но он предпочитал, чтобы я звал его Легионером.

– А то, что он прежде служил во внутренних войсках? Это вы знали?

– Да, он мне говорил.

– А то, что он был судим и отбывал наказание – шесть лет провел за решеткой?

Филипп вздрогнул, вскинулся:

– Он? Когда? За что?

Катя со своего места, затаив дыхание, следила за его реакцией. Нет, сейчас, кажется, он не лжет. Это для него – новость. Про то, что Дьяков-Легионер сидел, ему вроде бы неизвестно. Ну, конечно! Так и должно быть. Раз Дьяков был не кто иной, как «крот», человек Миловадзе, он должен был тщательно скрывать свое прошлое…

– Вы лжете! – яростно выкрикнул Филипп. – Лжете, не верю вам! Когда он мог сидеть? Он же у вас работал, а потом воевал…

– Легионер в Чечне никогда не был, Филипп, – ответил Колосов. – И никогда никакого участия в боевых действиях на Кавказе не принимал. Он в это самое время отбывал наказание в колонии под Архангельском за пьяный наезд, повлекший гибель двух человек. И это не мы лжем, парень, а он, твой дружок, тебя все время обманывал. Я не знаю, какая уж там у вас была с ним дружба – не разлей вода, и какой лапши он тебе успел навешать, что ты ради него родного отца решил заложить, обвинив его голословно только по какому-то там номеру в определителе в тягчайшем преступлении, которое…

– Голословно? – прошипел Филипп. – Значит, вы мне не верите? Его номера телефона вам, значит, мало, да? А этого вам тоже мало? – Он снова кивнул на снимки. – Так вот вам еще одно доказательство: из чего Легионера убили, ну? Из пистолета? Да? Из «макарова»? Так у моего отца есть такой. И я знаю, где он его хранит в казино. И тогда, в тот вечер, между прочим, когда вы меня по Тетерину допрашивали, он вам этого пистолета не отдал. Я и это знаю! И я могу показать, где он был…

– Постой, какой, ты говоришь, пистолет у твоего отца? – перебил его быстро Колосов.

– «Макаров»! Хранится в сейфе за картиной в кабинете, в казино. А иногда он носит его с собой. Сколько себя помню, он всегда у него был!

Никита вернулся за стол. Катя застучала на машинке. Печатать! Главное сейчас – долбить по клавишам, не упуская ни слова из его показаний. Думать – потом, позже. Все равно в голове – полный сумбур.

На Филиппа она старалась не смотреть. Сейчас с ним очень трудно было встречаться глазами: по телу сразу полз холодок. И Катя не понимала толком, что это – жалость, сострадание или отвращение. Никита хранил молчание. После этого «макарова», выкрикнутого Филиппом с такой страстной обличительной ненавистью, он тоже словно бы не находил нужных слов для следующего своего вопроса. Наконец он его задал:

– Где находился гражданин Дьяков в день убийства Эгле Таураге, с вами?

– Нет, он уезжал.

– Куда?

Филипп смотрел в пол. Весь его вид сейчас говорил: ну какое это уже может иметь значение?

– Ему звонила Жанна, – наконец сказал он тихо, – Жанна Марковна, где-то примерно в час дня. Они… ну, в общем у них были отношения. Она просила его о встрече. Она должна была вечером работать – сказала, что казино снова открывают и ей надо выходить. А до трех часов она свободна, и они с ним могли бы где-нибудь посидеть. В баре…

– И Легионер к ней уехал на эту встречу?

– Да, кажется, они договорились встретиться где-то в центре, она там вечно по магазинам шныряет.

– Скажите, Филипп, а ваш товарищ пользовался машиной Басманюк? – спросила Катя, прерывая запись.

Он, кажется, даже и не удивился, что она подала голос на этом допросе:

– Пользовался. Конечно. У Жанны подержанный «БМВ». А водитель она никакой. Когда они не ссорились, ну когда встречались, – Филипп по-прежнему не поднимал на них глаз, – она ему почти всегда уступала руль. Он же классный водитель, бывший гонщик. Или он, по-вашему, это мне тоже про себя солгал?

– Нет, – ответил Никита, – в этом он вас не обманул. Автоспортом он правда занимался.

– Он баб за рулем терпеть не мог. И слабых водил тоже, – закончил Филипп. – Он и у меня руль почти всегда отнимал. Говорил – покури.

– А во сколько он вернулся в тот день? – спросила Катя.

– Вечером. Не помню точно… Где-то вечером. Сказал, что… В общем, он был с ней, с Жанной, они в гостинице номер сняли. Я думал, он ее к нам привезет, как обычно, а мне из квартиры придется сматываться на ночь глядя. Но он сказал: нет, она поехала домой, переодеваться перед работой. Опаздывала уже…

– А что, Жанна Марковна, значит, и прежде бывала у вас дома? – спросил Никита.

– Да, когда они не ссорились.

– Вы ведь, Филипп, вместе с Дьяковым квартиру снимали на Пятницкой улице?

– Да.

– И вчера вечером вы оба там не ночевали? Легионер с вечера уехал по какому-то звонку, как вы говорите, а вы его потом всю ночь искали, так?

– Я… я номер на определителе узнал, сразу почувствовал – что-то случилось. Он же мне не сказал, что отец звонил,– почему? Но что я мог? Где я мог его ночью искать? Откуда я знал, куда они его повезут? Я поехал в казино, но там никого не было. Даже охраны, все заперто. Я им звонил – отцу, Китаеву, но у них мобильники молчали. Я ничего больше не мог сделать. Вернулся домой, решил утром идти в милицию все рассказать.